Оплошность
May. 7th, 2013 05:04 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
zulikhanХудожественное произведение. Все возможные совпадения имен и событий случайны.
ОПЛОШНОСТЬ
Когда-то в этом домике наверняка жил лесник. До Первой войны. А теперь в его крыше зияла здоровенная дыра, часть внутренних стен обрушилась, а жители близлежащего села растащили все, что хоть как-то могло пригодиться.
Не выходя из кустарника, бойцы осторожно осмотрели дом. Али и Адлан обошли кругом и вернулись: чисто. Двое остались прикрывать, а командир с Адланом, пригибаясь, кое-как перебежали через полянку и вошли внутрь. Вышли через пару минут.
- Вообще ничего нет, - вытирая заливающий глаза пот, пробормотал Адлан. - Все жуьгти стащили.
Он натужно иронизировал сам над собой - во всех бедах человечества у него всегда были виноваты не в меру хитрые жуьгти, стоящие за спинами всех в мире зачинщиков войн и постоянно плетущие какие-то заговоры.
- В этом доме хранились египетские священные книги, - с трудом разлепляя губы, поддержала Зоя.
Командир фыркнул. Он тоже, как и все, знал бредовую теорию Адлана, что когда евреи во главе с пророком Мусой (алейхиссалям) уходили из Египта, египтяне гнались за ними вовсе не потому, что не хотели терять рабов ("Да какие из жуьгти рабы, что они делать могли, еще и в дотехнологическую эпоху?"), а потому, что жуьгти украли у них старинные книги, в которых было священное знание.
Когда-то Адлан был очень неплохим инженером. Предприятие, на котором он работал, было разрушено в начале Первой войны. Потеряв работу, он полностью отдался своему хобби - вместе с братом, матерью и женой разводил породистых собак. Собаки погибли в начале Второй войны. С тех пор Адлан с ними. Он не очень ловкий и выносливый брат, зато большой и сильный, а главное - надежный. Никто в группе не умеет так скурпулезно следить за порядком в лагере, как Адлан. Никто не умеет шутить с настолько невозмутимо-серьезным видом. А мелкие странности, вроде склонности обвинять во всем полумифических жуьгти - так у кого их нет?
Прохлада в доме оказалась такой приятной... Зоя, качнувшись, сбросила с плеча тяжеленный рюкзак и сползла по стенке на пол. Минуту или две сидела, прислонясь к прохладной стене. Почувствовав, что засыпает, встряхнула головой, уперлась руками в пол, закусив губу, умудрилась встать. Мышцы ног дрожали, тело было как ватное.
Кое-как снова вышла на улицу, в жару и духоту, в тонкий, непрекращающийся звон - то ли где-то в траве, то ли в ушах. Обошла дом кругом.
"Пшш", - включилась рация у командира. "Румата, Румата, хезий? Абдул-Малик хезий?"
За домом было плохо слышно. "Пшш... пшш... са ваш..., - говорила рация. - Пшш... колонна... пшш..."
- Нет. У меня недостаточно живой силы, - ответил командир.
- Пшш... пшш... са ваш...
- Вы что, блин, дебилы там все? - нарушая главное правило - не шуметь, заорал "Румата". - Я сказал - нет! Конец связи.
Бойцы слишком устали, чтобы спрашивать подробности. Нет - и хорошо. Вчетвером, после измучившего их перехода, без нормальной разведки, кого-то атаковать... зачем? Забрать новобранцев, подготовить их - и делать грамотные эффективные засады. Кому не терпится прямо сегодня в Рай - вот те пускай идут и обстреливают кафирский бэтэр, или на чем они там. А мы никуда не спешим, мы лучше врагов накрошим побольше.
- Слышь... Абдул-Малик вызывает Румату... Дурдом, а? - хрипло сказала Зоя.
- Эклектика, - сказал командир.
- Ты такие слова знаешь? - притворно удивилась она.
- Да я все правила столового этикета знал, когда ты не родилась еще!
Не придумав, что ответить, она посмотрела вверх. Пролом в крыше так и манил неопытного снайпера оборудовать там позицию, а опытного федерала - засадить туда из подствольника. Естественно, никто не собирался ожидать новобранцев в этом доме - он хороший ориентир, но не менее хорошая и мишень. Но все равно - пока время есть, надо исследовать и дом, и чердак. Иначе - непорядок. А потом, пока не приведут пополнение, может быть, можно будет часок поспать. С той стороны, откуда пришли, есть просто идеальное местечко - мягкое углубление в тени, готовая лежка... А на пост ее все равно не поставят, потому что уснет.
Забросив винтовку за спину, вложив мизер оставшихся сил в одно усилие, подтянулась и со второй попытки кое-как забралась на чердак. Под раскаленной крышей было еще жарче, чем на улице.
Полежала на животе, зажимая нос, чтоб не чихать от лезущей в него пыли. Переход по сорокаградусной жаре дался ей тяжелее, чем мужчинам. Они вышли вскоре после рассвета, а ночью она почти не спала. Влажная, душная ночь, лежать в спальнике невозможно - задыхаешься и обливаешься потом, а раскрываешь его - и тебя едят комары и еще какая-то гнусь. Так всю ночь и дергаешься в спальнике туда-сюда, а утром лицо распухшее, как у алкоголички Гальки, которую соседи хоронили в девяностом пятом - прямо во дворе, где ее убило... Чтобы спокойно спать в таких условиях, нужно вернуться с операции, или с позиций - а она весь день просидела у костра - то с шитьем, то с готовкой, ходила только к речке с бутылками. АльхамдулиЛлах, идет пополнение, бойцов будет больше, готовить будут дежурные...
Снаружи позвали - "Сестра, ты там жива?" - и она проснулась и отозвалась. Мужчины - судя по голосам, сидели под стенкой дома, судя по запаху - курили. "Ты собаку со свиньей не путай, - долетал чуть повышенный голос Адлана. - Наджаса - только слюна собаки, а не вся собака. Я и до Ислама всегда после собак руки мыл. Я чистоплотный".
Помотав головой, поползла по чердаку к отверстию в крыше. Прямо над ней на фоне неба оказались кусок обломанного серого шифера и ветка.
"А мне мой Робби жизнь спас", - сказал внизу муж.
Подтянув под себя ноги, попробовала сесть. Винтовка за спиной напомнила о себе, стукнув по какой-то конструкции. Плохо слушающимися руками Зоя сняла ее с плеча, взяла в правую руку, левой уперлась в колено и стала приподниматься. Ее макушка сравнялась с проломом в крыше.
А винтовка слегка, совсем не сильно, зацепила, толкнула снизу одну из обрамляющих проем серых шиферин.
Видя, как шиферина поехала вниз, она заорала: "Осторожно!", но было поздно. Негромкий удар, сдавленный крик раненого - и дикие русские маты из уст любимого, вся юность которого прошла в российской армии.
За секунду, с винтовкой в руке она выскочила сквозь пролом на крышу, свесилась вниз - и увидела внизу Адлана с пробитой головой - и грязно-серую шиферину на земле.
Внутри нее, как пар в паровом котле, стал нарастать смех. Остатками сознания она пыталась его задавить, удержать в себе, понимая - в таких ситуациях не смеются, но это было бесполезно. Он прорвался наружу - и все снизу посмотрели на нее. На нее смотрели - на сестру, чуть не убившую своего брата - а она, сидя на крыше, заливалась идиотским смехом. Так и узнала свою реакцию на сильный стресс. До сих пор не было с ней такого. Видела много мертвых, раненых, умирающих, живых и мертвых врагов видела в упор, молчала, побелев и раскрыв рот, когда рядом разрывалась мина, плакала от злобного бессилия, задерживая из-за слабости группу на марше - но никогда еще друг не был ранен по ее вине. А муж, командир, любимый, воспринимавший любую ее оплошность как удвоенную свою вину, ругался жуткими словами и грозился ее убить.
Через какое-то время она пришла в себя. Полусползла-полуспрыгнула с крыши и, хмыкая остатками смеха, побежала обрабатывать рану. Фляги, конечно, у всех давно были пустые. Кроме нее. Для нее слово "НЗ" было почти священным, она никогда не ела и не пила, зная, что это последнее, что есть. В жару во время переходов не пила вообще - чтоб не нести на себе и в себе лишний вес. Так что воды из ее фляги хватило и кое-как промыть рану, и дать глотнуть раненому. В рюкзаке нашлись и ножницы (сколько раз уже удержалась, не выбросила!) - выстричь окровавленные волосы. У командира, упорно не отпускавшего бороду, взяли бритву.
Когда пришло пополнение - пятеро юношей с проводником, не все с рюкзаками, все без оружия - она заканчивала зашивать рану. От наркоза Адлан отказался - пожалел тратить. Терпел, сжав зубы, потом вдруг отключился. Новобранцы, еще в мирной своей жизни насмотревшиеся на что угодно, все равно были в легком шоке. Думали, что здесь был бой.
А дальше они прямо на месте ("Не стоять, за работу, гаденыши!") получили первый урок партизанской жизни - под руководством командира соорудили носилки и по очереди, меняясь, несли раненого на базу.
Адлан достаточно быстро выздоровел. Зою не наказали, потому что он сразу же ее простил. "Благодари Аллаха, что Адлан такой же отходчивый, как я, - сказал муж. - По Шариату он имел право требовать наказать тебя "око за око".
Это, конечно, была шутка, но в каждой шутке...
Несколько дней Зоя почти не ухаживала за Адланом - ей было стыдно к нему подходить, и парни, понимая это, меняли повязки сами. А через неделю из села по просьбе командира привезли колючую проволоку. Ее натянули низко над землей и заставили новобранцев ползать под ней на скорость. "Покажи им, как надо", - сказал командир Зое, и она бросилась на землю и быстро поползла под проволокой. Она всегда справлялась с этим заданием лучше парней и втихомолку гордилась этим.
Но в этот день что-то случилось - возможно, Аллах наказывает нас за недопустимые проступки даже тогда, когда жертва прощает - только уже не так сильно. Проползая под последним рядом проволоки, Зоя не рассчитала, рывком поднялась с земли сантиметров на двадцать раньше, чем следовало бы - и острая проволока сорвала с нее платок и распорола кожу на голове.
По сравнению с ранением Адлана это, конечно, была вообще царапина. Но все лицо залило кровью, и чтобы обработать рану, небольшой участок на голове пришлось выбрить. Рана зажила, волосы отросли, но прядь надо лбом, намного короче остальных волос, напоминала ей об этой истории еще несколько лет.
"Ты не женщина, - сердился муж, накладывая ей повязку, - почему ты не плачешь?".
Но ей совсем не хотелось плакать. И смеяться тоже. Даже чувства досады не было. Она была очень серьезной и в душе благодарила Аллаха - за то, что избавил ее от чувства вины.
Зулихан Магомадова
ОПЛОШНОСТЬ
Когда-то в этом домике наверняка жил лесник. До Первой войны. А теперь в его крыше зияла здоровенная дыра, часть внутренних стен обрушилась, а жители близлежащего села растащили все, что хоть как-то могло пригодиться.
Не выходя из кустарника, бойцы осторожно осмотрели дом. Али и Адлан обошли кругом и вернулись: чисто. Двое остались прикрывать, а командир с Адланом, пригибаясь, кое-как перебежали через полянку и вошли внутрь. Вышли через пару минут.
- Вообще ничего нет, - вытирая заливающий глаза пот, пробормотал Адлан. - Все жуьгти стащили.
Он натужно иронизировал сам над собой - во всех бедах человечества у него всегда были виноваты не в меру хитрые жуьгти, стоящие за спинами всех в мире зачинщиков войн и постоянно плетущие какие-то заговоры.
- В этом доме хранились египетские священные книги, - с трудом разлепляя губы, поддержала Зоя.
Командир фыркнул. Он тоже, как и все, знал бредовую теорию Адлана, что когда евреи во главе с пророком Мусой (алейхиссалям) уходили из Египта, египтяне гнались за ними вовсе не потому, что не хотели терять рабов ("Да какие из жуьгти рабы, что они делать могли, еще и в дотехнологическую эпоху?"), а потому, что жуьгти украли у них старинные книги, в которых было священное знание.
Когда-то Адлан был очень неплохим инженером. Предприятие, на котором он работал, было разрушено в начале Первой войны. Потеряв работу, он полностью отдался своему хобби - вместе с братом, матерью и женой разводил породистых собак. Собаки погибли в начале Второй войны. С тех пор Адлан с ними. Он не очень ловкий и выносливый брат, зато большой и сильный, а главное - надежный. Никто в группе не умеет так скурпулезно следить за порядком в лагере, как Адлан. Никто не умеет шутить с настолько невозмутимо-серьезным видом. А мелкие странности, вроде склонности обвинять во всем полумифических жуьгти - так у кого их нет?
Прохлада в доме оказалась такой приятной... Зоя, качнувшись, сбросила с плеча тяжеленный рюкзак и сползла по стенке на пол. Минуту или две сидела, прислонясь к прохладной стене. Почувствовав, что засыпает, встряхнула головой, уперлась руками в пол, закусив губу, умудрилась встать. Мышцы ног дрожали, тело было как ватное.
Кое-как снова вышла на улицу, в жару и духоту, в тонкий, непрекращающийся звон - то ли где-то в траве, то ли в ушах. Обошла дом кругом.
"Пшш", - включилась рация у командира. "Румата, Румата, хезий? Абдул-Малик хезий?"
За домом было плохо слышно. "Пшш... пшш... са ваш..., - говорила рация. - Пшш... колонна... пшш..."
- Нет. У меня недостаточно живой силы, - ответил командир.
- Пшш... пшш... са ваш...
- Вы что, блин, дебилы там все? - нарушая главное правило - не шуметь, заорал "Румата". - Я сказал - нет! Конец связи.
Бойцы слишком устали, чтобы спрашивать подробности. Нет - и хорошо. Вчетвером, после измучившего их перехода, без нормальной разведки, кого-то атаковать... зачем? Забрать новобранцев, подготовить их - и делать грамотные эффективные засады. Кому не терпится прямо сегодня в Рай - вот те пускай идут и обстреливают кафирский бэтэр, или на чем они там. А мы никуда не спешим, мы лучше врагов накрошим побольше.
- Слышь... Абдул-Малик вызывает Румату... Дурдом, а? - хрипло сказала Зоя.
- Эклектика, - сказал командир.
- Ты такие слова знаешь? - притворно удивилась она.
- Да я все правила столового этикета знал, когда ты не родилась еще!
Не придумав, что ответить, она посмотрела вверх. Пролом в крыше так и манил неопытного снайпера оборудовать там позицию, а опытного федерала - засадить туда из подствольника. Естественно, никто не собирался ожидать новобранцев в этом доме - он хороший ориентир, но не менее хорошая и мишень. Но все равно - пока время есть, надо исследовать и дом, и чердак. Иначе - непорядок. А потом, пока не приведут пополнение, может быть, можно будет часок поспать. С той стороны, откуда пришли, есть просто идеальное местечко - мягкое углубление в тени, готовая лежка... А на пост ее все равно не поставят, потому что уснет.
Забросив винтовку за спину, вложив мизер оставшихся сил в одно усилие, подтянулась и со второй попытки кое-как забралась на чердак. Под раскаленной крышей было еще жарче, чем на улице.
Полежала на животе, зажимая нос, чтоб не чихать от лезущей в него пыли. Переход по сорокаградусной жаре дался ей тяжелее, чем мужчинам. Они вышли вскоре после рассвета, а ночью она почти не спала. Влажная, душная ночь, лежать в спальнике невозможно - задыхаешься и обливаешься потом, а раскрываешь его - и тебя едят комары и еще какая-то гнусь. Так всю ночь и дергаешься в спальнике туда-сюда, а утром лицо распухшее, как у алкоголички Гальки, которую соседи хоронили в девяностом пятом - прямо во дворе, где ее убило... Чтобы спокойно спать в таких условиях, нужно вернуться с операции, или с позиций - а она весь день просидела у костра - то с шитьем, то с готовкой, ходила только к речке с бутылками. АльхамдулиЛлах, идет пополнение, бойцов будет больше, готовить будут дежурные...
Снаружи позвали - "Сестра, ты там жива?" - и она проснулась и отозвалась. Мужчины - судя по голосам, сидели под стенкой дома, судя по запаху - курили. "Ты собаку со свиньей не путай, - долетал чуть повышенный голос Адлана. - Наджаса - только слюна собаки, а не вся собака. Я и до Ислама всегда после собак руки мыл. Я чистоплотный".
Помотав головой, поползла по чердаку к отверстию в крыше. Прямо над ней на фоне неба оказались кусок обломанного серого шифера и ветка.
"А мне мой Робби жизнь спас", - сказал внизу муж.
Подтянув под себя ноги, попробовала сесть. Винтовка за спиной напомнила о себе, стукнув по какой-то конструкции. Плохо слушающимися руками Зоя сняла ее с плеча, взяла в правую руку, левой уперлась в колено и стала приподниматься. Ее макушка сравнялась с проломом в крыше.
А винтовка слегка, совсем не сильно, зацепила, толкнула снизу одну из обрамляющих проем серых шиферин.
Видя, как шиферина поехала вниз, она заорала: "Осторожно!", но было поздно. Негромкий удар, сдавленный крик раненого - и дикие русские маты из уст любимого, вся юность которого прошла в российской армии.
За секунду, с винтовкой в руке она выскочила сквозь пролом на крышу, свесилась вниз - и увидела внизу Адлана с пробитой головой - и грязно-серую шиферину на земле.
Внутри нее, как пар в паровом котле, стал нарастать смех. Остатками сознания она пыталась его задавить, удержать в себе, понимая - в таких ситуациях не смеются, но это было бесполезно. Он прорвался наружу - и все снизу посмотрели на нее. На нее смотрели - на сестру, чуть не убившую своего брата - а она, сидя на крыше, заливалась идиотским смехом. Так и узнала свою реакцию на сильный стресс. До сих пор не было с ней такого. Видела много мертвых, раненых, умирающих, живых и мертвых врагов видела в упор, молчала, побелев и раскрыв рот, когда рядом разрывалась мина, плакала от злобного бессилия, задерживая из-за слабости группу на марше - но никогда еще друг не был ранен по ее вине. А муж, командир, любимый, воспринимавший любую ее оплошность как удвоенную свою вину, ругался жуткими словами и грозился ее убить.
Через какое-то время она пришла в себя. Полусползла-полуспрыгнула с крыши и, хмыкая остатками смеха, побежала обрабатывать рану. Фляги, конечно, у всех давно были пустые. Кроме нее. Для нее слово "НЗ" было почти священным, она никогда не ела и не пила, зная, что это последнее, что есть. В жару во время переходов не пила вообще - чтоб не нести на себе и в себе лишний вес. Так что воды из ее фляги хватило и кое-как промыть рану, и дать глотнуть раненому. В рюкзаке нашлись и ножницы (сколько раз уже удержалась, не выбросила!) - выстричь окровавленные волосы. У командира, упорно не отпускавшего бороду, взяли бритву.
Когда пришло пополнение - пятеро юношей с проводником, не все с рюкзаками, все без оружия - она заканчивала зашивать рану. От наркоза Адлан отказался - пожалел тратить. Терпел, сжав зубы, потом вдруг отключился. Новобранцы, еще в мирной своей жизни насмотревшиеся на что угодно, все равно были в легком шоке. Думали, что здесь был бой.
А дальше они прямо на месте ("Не стоять, за работу, гаденыши!") получили первый урок партизанской жизни - под руководством командира соорудили носилки и по очереди, меняясь, несли раненого на базу.
Адлан достаточно быстро выздоровел. Зою не наказали, потому что он сразу же ее простил. "Благодари Аллаха, что Адлан такой же отходчивый, как я, - сказал муж. - По Шариату он имел право требовать наказать тебя "око за око".
Это, конечно, была шутка, но в каждой шутке...
Несколько дней Зоя почти не ухаживала за Адланом - ей было стыдно к нему подходить, и парни, понимая это, меняли повязки сами. А через неделю из села по просьбе командира привезли колючую проволоку. Ее натянули низко над землей и заставили новобранцев ползать под ней на скорость. "Покажи им, как надо", - сказал командир Зое, и она бросилась на землю и быстро поползла под проволокой. Она всегда справлялась с этим заданием лучше парней и втихомолку гордилась этим.
Но в этот день что-то случилось - возможно, Аллах наказывает нас за недопустимые проступки даже тогда, когда жертва прощает - только уже не так сильно. Проползая под последним рядом проволоки, Зоя не рассчитала, рывком поднялась с земли сантиметров на двадцать раньше, чем следовало бы - и острая проволока сорвала с нее платок и распорола кожу на голове.
По сравнению с ранением Адлана это, конечно, была вообще царапина. Но все лицо залило кровью, и чтобы обработать рану, небольшой участок на голове пришлось выбрить. Рана зажила, волосы отросли, но прядь надо лбом, намного короче остальных волос, напоминала ей об этой истории еще несколько лет.
"Ты не женщина, - сердился муж, накладывая ей повязку, - почему ты не плачешь?".
Но ей совсем не хотелось плакать. И смеяться тоже. Даже чувства досады не было. Она была очень серьезной и в душе благодарила Аллаха - за то, что избавил ее от чувства вины.
Зулихан Магомадова
Так вы, "школе-театро-культуровнедрители"
Date: 2013-05-11 04:20 am (UTC)